В современной научной литературе при исследовании нервно-психических заболеваний пограничного спектра большое внимание уделяется рассмотрению индивидуально-личностных особенностей [1], изучению гендерной идентичности пациентов с данной патологией [12] и вклада гендерных факторов в симптомообразовании невротических расстройств соматического и аффективного круга [39], возрастной специфики проявления данных расстройств [21], транскультуральных различий в проявлении тех или иных симптомов при данном заболевании, генетических факторов их возникновения [6; 46; 49], а также особенностям нейрофизиологического функционирования пациентов с данными заболеваниями [11].

Интерес к данному виду патологии, с одной стороны, вызван распространенностью нервно-психических заболеваний пограничного спектра в популяции, с другой, — риском девиантного, в том числе, суидального исхода при данных заболеваниях [15], а также частым патоморфозом [8; 22] и важностью определения диагностических критериев, позволяющих дифференцировать пограничные расстройства с рядом «стертых» форм эндогенных заболеваний [28; 48].

Стоит при этом отметить, что большинство исследований пограничных расстройств направленно преимущественно на выявление особенностей эмоционально-личностной сферы, в то же время даже в рамках данного направления исследований признается специфика и своеобразие мыслительного компонента психической деятельности больных, описываемого как в рамках своеобразия когнитивных стилей, так и личностных особенностей стратегий и установок. Подобный подход базируется на положении о взаимосвязи личностного и когнитивного компонентов в структуре познавательной деятельности [13; 20; 27]. Так, с деятельностью мышления связывается его эмоциональная, личностная составляющие, действие которых связано с нарушением равноценности данных в ситуации выбора ориентиров [2; 3], что способствует выделению целей. И, с данной точки зрения, важным элементом становится потребность — как пусковой механизм для осуществления целенаправленного мышления. Система мотивов как осознанная и опредмеченная совокупность ряда потребностей, представляет личностный смысл, приобретенный в ходе социального взаимодействия и труда, что позволяет осуществлять деятельность в целом при помощи функций контроля и регуляции.

Взаимосвязь когнитивных и эмоциональных составляющих представлена в рамках психосемантических исследований. В частности, экспериментальные данные В.Ф. Петренко позволяют утверждать о наличии специфического влияния эмоций на структурированность категориальных семантических пространств. В представленных исследованиях эмоции принимают роль операторов категоризации объектов, а особый вид обобщения — «аффективное обобщение», выделенный автором, рассматривается как срединный уровень мыслительной деятельности, отражающий связь поверхностной когнитивной семантической организации лексических конструкций и глубинных коннотативных ее структур. В целом, аффективное возбуждение рассматривается как фактор уплощения семантического пространства, уменьшения его масштаба, видоизменения понятийных конструкций, трансформации семантических структур вплоть до образования новых семантических гештальтов [24].

Реализация направления исследования мышления с точки зрения его личностного опредования представлена и в русле клинической психологии пониманием мотивационной составляющей мыслительной деятельности [13]. В традиции патопсихологической науки выделены феномены (например, резонерство, разноплановость и др.), позволяющие представить интегративную систему взаимодействия когнитивных и личностных составляющих. При этом в имеющейся литературе наибольшее значение отводиться рассмотрению данных феноменов в рамках расстройств эндогенного спектра. Работы, посвященные патопсихологическому анализу расстройств мышления при иной патологии, малочисленны.

В исследовании А.Ш. Тхостова и М.Г. Виноградовой описана взаимосвязь эмоционально-личностной сферы и особенностей протекания когнитивных процессов у больных с истерическим, ананкастным личностным и шизотипическим расстройствами, изменения специфики категоризации при ипохондрических расстройствах [7; 32; 33]. Результаты исследования показали зависимость формирования познавательных процессов от особенностей смысловой регуляции личности, а также дезорганизующей роли избыточной (патологической) пристрастности, которая выражается в потере нейтральности по отношению к ряду стимулов. Данный феномен, проявляющийся в трудностях удержания границ автономности когнитивных и аффективных составляющих деятельности с доминированием «аффективной логики» над использованием рационально-логических конструкций, может быть описан в рамках изменения мотивационного фактора психической деятельности.

В исследованиях И.Я. Стояновой описана специфика мышления при непсихотических расстройствах как способа компенсаторного стиля интерпретации событий, обладающего адаптационно-защитной функцией [30], что, по сути, является личностным образованием и также вписывается в рамки мотивационных особенностей мыслительной деятельности.

Особую модель для анализа соотношений когнитивных и личностных особенностей, в рамках пограничной нервно-психической патологии, образует категория тревожно-депрессивных расстройств, что обосновывается наличием противоречивых теоретических интерпретаций в отношении гипотезы о доминирующей роли эмоциональных [36; 44] или когнитивных нарушений [42; 45] в их развитии, что отражается в соответствующих относительно автономных психологических подходах. Рассмотрение целостного патопсихологического синдрома и, соответственно, операциональных изменений мышления, при данном виде патологии, значимо не только в рамках решения задачи дифференциально-нозологической диагностики в психиатрической клинике, но и для определения механизмов и факторов психосоматического синдромообразования. Роль тревожно-депрессивных расстройств в генезе психосоматических и соматических заболеваний исследуется как с точки зрения клинических особенностей, так и психологических коррелятов расстройств. Отмечается влияние тревожно-депрессивных расстройств на течение бронхиальной астмы [4], сердечнососудистой патологии, в том числе артериальной гипертензии [35; 40; 41], онкологической патологии [18], желудочно-кишечных расстройств [26], системных иммуновоспалительных заболеваний, в частности, болезни Бехчете [14], выявляются особенности тревожно-депрессивной симптоматики при почечной недостаточности [19], ревматоидном артрите [34], гепатите [25], ожирении [5], акне [9], при хронических болевых синдромах [10] и др. Значение определения специфики операциональных нарушений мышления выявляется и при анализе исследований тревожно-депрессивных расстройств в психиатрии, указывающих на высокую встречаемость данных нарушений при наличии когнитивного дефицита, связанного как с сопутствующей органической патологией, так и собственно аффективной патологией [47]. При этом исследования мышления при тревожно-депрессивных расстройствах практически не представлены, а имеющиеся работы указывают на преимущественную разработку и анализ мотивационного фактора данной психической деятельности, но не на анализ ее операциональной составляющей.

В рамках когнитивно-эмотивной концепции виды и типы когнитивных особенностей преимущественно связаны с установками по отношению к собственной личности и к миру. В частности, выделяются следующие когнитивные ошибки и стратегии оценки больных депрессией [45]:

• произвольный вывод — вывод, основывающийся на недостаточных данных и условиях или даже при наличии опровергающих данных;
• избирательная абстракция — реализует стратегию анализа деталей, не связанных с непосредственно заданным контекстом, при которой более существенные условия ситуации игнорируются, а сама концептуализация осуществляется на основании обособленной, внесистемной детали;
• сверхгенерализация — тенденция продуцировать глобальные выводы на основании анализа одной или нескольких ситуаций с дальнейшей их экстраполяцией на иные или похожие обстоятельства и состояния;
• глобализация/минимализация — когнитивная ошибка, связанная с переоценкой либо недооценкой уровня значимости или масштабности события;
• персонализация — склонность личности к отнесению внешних событий и независящих от нее обстоятельств как производных от собственных действий;
• абсолютистское дихотомическое мышление — склонность к интерпретации опыта и обстоятельств в рамках оценочных дихотомий (плохой/хороший, правильный/неправильный и т.д.).

Склонность к построению иррациональных и эмпирически невалидных гипотез как составляющих магического мышления характерно и для пациентов с тревогой [43]. Подобные особенности можно включить в понятие «аффективной дезорганизации мышления» [17], выражающейся в преобладании эмоциональных представлений при примате аффективной регуляции над когнитивной. Класс описанных феноменов и их патологическая каузальность также связана с общим когнитивно-стилевым поведением личности в виде стереотипности, ригидности паттернов мышления, общей неспособности к рациональной оценке стрессовых обстоятельств [16] и, в целом, общем нарушении метакогнитивной регуляции [31] и аффективно-когнитивной интегрированности и дифференцированности, рассматривающейся как диспозиционный фактор личностных и поведенческих расстройств [29].

В исследовании Д.Н. Царенко, посвященному определению клинико-психопатологических особенностей когнитивных нарушений при расстройствах тревожно-депрессивного спектра, отмечается высокая зависимость аффективно-когнитивных искажений с дефицитом исполнительных функций, обеспечивающих планирование, регуляцию и контроль над целенаправленной деятельностью; описываются результаты выполнения методики «Исключение предметов» в данной выборке, операционализирующей нарушения процессов обобщения как компонента операционального фактора мыслительной деятельности. Представленные автором данные, при этом, указывают на относительную сохранность возможностей категоризации при тревожно-депрессивных расстройствах (в частности, приводятся данные по среднему количеству обобщений на основе существенных признаков равные 89,4%) [38], однако не позволяют выявить качественное своеобразие и специфику механизмов обобщения. Возможно, полученные результаты относительной нормативности процессов обобщения при тревожно-депрессивных расстройствах можно объяснить недостаточностью методического обеспечения процедуры рассмотрения операциональных нарушений при пограничной патологии, отсутствии более дифференцированных критериев, позволяющих улавливать специфику нарушений мышления при данных расстройствах.

Таким образом, при рассмотрении исследований в области изучения процессов мышления при тревожно-депрессивных расстройствах пограничного спектра можно отметить общую разработанность системы оценки когнитивно-стилевого своеобразия, метакогнитивной регуляции и, в целом, описания специфики мотивационного звена мыслительной деятельности, в то же время отсутствуют данные в отношении определения особенностей ее операциональной составляющей (в частности, процессов обобщения). Данный факт указывает как на необходимость определения параметров и критериев диагностики специфических нарушений операционального компонента мышления при тревожно-депрессивных расстройствах (что в дальнейшем позволит разработать новый методический инструментарий для анализа процессов обобщения в клинике пограничных расстройств), так и на реализацию программы эмпирических исследований. Одним из способов возможного решения задачи создания нового методического материала может быть модификация методики «Исключение лишнего», позволяющая варьировать как уровень определенности задания (путем установления семантической плотности групп понятий, что, в целом, позволяет задавать «стрессовость» процессу обобщения), так и тип стандартного признака [23; 37].